О группе «Алиса» и русском
роке Сегодня в нашу Церковь
приходят двумя путями. Одни люди приходят потому, что искали
истину. Они искали Небо, а войдя в Церковь, кроме неба обрели
еще и землю — почву под ногами. Они искали истину, а нашли
свою родину. До крещения история и культура России казалась им
(и мне) скопищем несуразностей и ошибок. Но принятие Евангелия
дало возможность стать единомысленным с Андреем Рублевым и
Достоевским...
«А есть люди, для
которых первична не философия, а боль за свою Родину. Они
болеют за страну, мучаясь все время вопросами, кто мы такие,
откуда, зачем? И однажды они начинают понимать, что невозможно
ответить на эти вопросы, не разобравшись, что же такое
православие. В поисках земли они обретают Небо.
Но встречаемся все мы в одном месте — в храме. И
вместе можем сказать о себе словами из кинчевской «Трассы
Е-95»: «Я иду по своей земле к Небу, которым живу». Наша вера
предполагает, что нам интереснее безнадежные дела. Зачем
заниматься тем, что и так будет иметь успех? Мы беремся только
за то, что обречено. И, случается, побеждаем. А вы еще
спрашиваете, почему православие в основе своей авантюрно! Да,
противостоять сегодня радикальному исламу — это такая
авантюра: с нашим-то внутренним разбродом, с таким
изломанно-перевязанным инструментом! Особенно, если учесть,
что войну приходится вести на два фронта. В противостоянии
исламскому фундаментализму надо ведь еще предохраниться от
зачатия своих православных террористов и инквизиторов. В
Русской Церкви сегодня немало людей, которые несут в себе
семена нашего собственного «ваххабизма». Как верно поет
Константин Кинчев: «Устоять на краю, да не пасть в самосуд, /
Вот такое дано дело нам».
Песни
Кинчева — это протест против потребительства. Материализма.
Банального примитивизма. Беспросветный оптимизм — вот их
главный враг, я думаю. Разумеется, моя оценка не должна быть
глобальной. Я не могу сказать, что русский рок весь из себя
такой хороший, белый и пушистый. Это не так, он очень пестрый.
Я вижу по интернетовским дискуссиям: люди нередко приводят
весьма и весьма антихристианские цитаты из текстов каких-то
рок-групп. Но если кто-то из писателей — сатанист, из этого
было бы поспешно делать вывод, будто у Церкви конфликт с
Союзом писателей. Рок — это просто средство, форма объяснения
человека с человеком о том, что наболело. Грохочущий рок в
определенном смысле сродни молчаливой медитации. И там и там
внешний мир как бы отрезан, есть только я и то, думать о чем,
переживать что мне сейчас важно. В медитации молчание отрезает
человека от внешнего мира. В роке грохот оглушает, то есть
делает то же самое: внешнее, обыденное уже не пробивается. Но
медитировать, конечно, можно о разном. Сходство техники не
означает единства опыта. Я не думаю, что если положить текст
Кинчева на сладенькую мелодию, то он от этого выиграет. Совсем
не выиграет. Христианство не должно быть сладеньким. В нем
есть место и Божию гневу. А какая музыка лучше, чем рок,
способна это выразить?
Вот песня
Кинчева об апокалиптических всадниках:
По имени — Рок, По жизни —
Звезда, По крови — Огонь,
По судьбе — Борозда, По
вере — Любовь, По религии — Крест,
По сути — Опричник Небес.
На Рыжем коне
Он движется в мир. Рубцы
городов, Бородавки квартир
Врачует война. Землю не
уберечь, Не мир он несет, но меч.
По имени — Суд,
По жизни — Обвал, По крови —
Баланс, По судьбе — Ритуал,
По вере — Любовь,
По религии — Крест По сути —
Опричник Небес.
Он движется в
мир, Его конь Вороной,
И зоркий дозор У него
за спиной. Он враг полумер,
Он свидетель конца,
Имеющий меру Отца. Все, чем
дорожит зверинец, Меч срежет с лица
земли. Так меру вершит Кормилец.
Горькая правда — полынь,
Пока не многим знаком этот вкус.
И только этой горечи болью сродни
блюз.
По имени — Свет,
По жизни — Закон, По
крови — Руда, По судьбе — Перезвон,
По вере — Любовь,
По религии — Крест, По сути —
Опричник Небес.
На Белом коне
В мир движется он,
Победой овеян Его легион.
Солдат-венценосец.
Спасителя лук он принял В руки
из рук.
Все, чем дорожит
зверинец, Лук перечеркнет стрелой.
Так мир исцелял Кормилец.
Свет Откровения свят.
И тайну не вручишь словам.
Но я все же пою этот блюз Вам!
Что я могу сказать? Недогматично, но здорово! Столь же
недогматичны были средневековые фрески Страшного Суда. Но свою
педагогическую правду они несли. Пробирало.
Но Константин Кинчев не только на тему
Апокалипсиса поет. И его фраза о смене тысячелетий, как об
улыбке Творца, есть как раз пример замечательного проявления
трезвости, не приемлющей всевозможные ужастики по поводу
календаря...
Я думаю, что у меня
и у Константина Кинчева — при всем нашем возможном разновкусии
и несогласии в каких-то деталях — есть одна общая боль: нам
больно, что в самой Церкви нет умения понимать и терпеть это
разнообразие языков.
Как-то,
выходя из одного дома культуры, где была моя лекция, две
бабулечки-прихожанки возмущались: «Ну как же можно так в храме
говорить!» Они забыли, что они не в храме, что это была совсем
не приходская проповедь, не всенощное бдение. С другой
стороны, я был этому очень рад. Это означает, что я говорил
так и о том, что эта бабушка забыла, что она в театре, а не
просто стоит у своего подсвечника в церкви. Значит, какая-то
церковная атмосфера все же была создана. С другой стороны,
поскольку были иные интонации, иные способы контакта с
аудиторией, ее это все же резануло по сердцу, вошло в
диссонанс с ее привычками.
Я
понимаю ее раздражение. Беда в том, что очень многие, не
только бабулечки, но и священники, и монахи не понимают
необходимости многоязычия в Церкви, многоязычия проповеди.
Светский язык не должен подменять
церковного, но и церковный язык не может быть универсальным.
Мы не вешаем в храме картины — у нас для этого есть иконы. Но
это не означает, что мы должны сжигать картины Джотто или
Васнецова. У нас в храмах звучит наша музыка, наши распевы,
наш обиход. И немыслимо, чтобы в храме звучал «Реквием»
Моцарта. Но это не означает, что «Реквием» необходимо
запретить исполнять во всех других местах.
И наверное, имеет право на существование язык
обращения к людям через эстрадную музыку. Тем более, что для
тех людей, к которым обращается Кинчев, слово священника
отнюдь не авторитет. Мой духовник, когда я еще решал, идти в
семинарию или остаться в мире светской науки, очень правильно
сказал: «Иногда бывает, что если светский человек скажет одно
доброе слово о Христе, это будет больше значить для людей, чем
проповедь священника». В наше время одно доброе слово о
Христе, сказанное известным актером или ученым, литератором,
одна реплика, одно замечание значат больше, чем проповедь
священника. Аргументы, звучащие из наших уст, порой
блокируются подозрением в лицемерии: «Ты поп, тебе за это
деньги платят, рассказывай свои байки, мы потерпим, мы
понимаем: человек же бабки себе делает как может...» Но когда
человек, от которого никто не ожидал, что он в эту сторону
посмотрит добрым глазом, говорит: «Вы знаете, лично для меня
невозможно жить без Христа, без православия», — то это
заставляет задуматься. И одна такая фраза в устах Кинчева
стоит больше, чем сто моих лекций. И вообще, в нынешнюю пору
глобальной макдональдизации все те, кто призывает мыслить, кто
прорывается сквозь кольцо штампов, в конце концов оказываются
нашими союзниками.
Побывав на
концерте «Алисы», я понял, что рок — действительно мощное
средство промывки мозгов, но в данном случае это промывка
мозгов от ТВ и рекламы. Надо видеть, как несколько тысяч ребят
шепчут (поют, скандируют) вслед за Кинчевым:
След звезды пылит по дорогам,
На душе покой и тихая грусть.
Испокон веков граничит с Богом Моя
Светлая Русь.
В общем, я так
скажу: если бы комвласти догадались в семидесятых годах
поддержать рок и вместо сладеньких ВИА нашли бы и взрастили
группу типа сегодняшней «Алисы», мы не проиграли бы холодную
войну. Америка нас не обыграла бы. Да, в конце той песни, что
я только что цитировал, Кинчев поет:
Что собирали отцы, Нас научили
беречь. Вера родной стороны,
Песня, молитва да меч.
Так повелось от корней:
Ратную службу несут, Всяк на своем
рубеже, Инок, воин и шут.
Кинчев на сцене — шут. Он сам так
себя называет. Но стоит-то он на том же рубеже, что и воины и
иноки Руси. Он тоже защищает Русское Православие, Светлую
Русь.
|